Я еще клейкий, потому как молодой. Могу к соседней юной веточке припаяться, могу сам по себе жить.

Чудесно-то как здесь наверху под самыми облаками колыхаться и взирать на теплое солнышко. Майский дождь меня умыл, и началось такое! Крупные капли полетели с неба. Щекоча, скатывались они по моему зеленому телу.

Небо громыхнуло, разорвалось на части и вновь срослось. И видел я, что за разверзнутым небом пламя огненное, и как старая ворона затряслась в гнезде от страха. Затрепыхалась душа моя в сеточку. "Всё, - думал, - это гибель!" Свернулся в трубочку и ждал, когда сорвёт меня господин ветер и понесет еще юного в травы, на рябую гладь воды. Не хотелось умирать, ведь жизнь моя только началась. И жутко было, но красиво! Синим светом озарялись кусты, темень расходилась и наползала вновь. Некоторые листочки не выдержав испытания, сорвались вниз, а я ждал продолжения.

Унял гнев ветер, разошлись хмурые тучи, обнажив лазурь поднебесную. Засверкали алмазами капли дождя. Расправил я плечики, смотрю вниз, щурюсь от бликов умытого луга и понимаю, что ради счастья видеть это, переждать надо громы и молнии, жить и не сохнуть.

И радуга встала над лесом. Нежной неяркой душой украсила дремучий ельник.

Я много чего повидал, и знаю, что покориться нужно судьбе. Мы все под ветром живем, на него уповаем. Он только, наш повелитель и бог: куда подует - туда и полетим. И у него нет избранных, все равны перед ним: и те, что в колер красно-желтый окрасился и ждет похвал, и те, что выросли, приняв, причудливо резную форму...

Вот уже осиновые листья покраснели, и гонит их ветер, срывая и переворачивая, а дворники жгут. Кленовые желтые листья дети собирают в букеты в память о лете. И я покорно жду своего часа. Уж нет мочи держаться, но так еще хочется посмотреть на мир с высоты своего покачивания.

Желтизна коснулась моего зеленого сердечка, ослаб черенок, тяжело дышать. Что будет завтра? Неужели я умру и сухим паду на шляпку какой-нибудь старушенции, которая тоже, как и я, еще держится за жизнь, кряхтя и сутулясь? Или прилипну под моросистым дождем к ветровому стеклу? Но мне будет все равно, ведь мертвым не обидно, когда их топчут. Сейчас сладко мне от мысли, что жил я - не тужил, шелестел - не грустил... Я жил для жизни.

А весною на моей гибкой веточке появиться новый листок. Вылезет он из почки, наивный и робкий. И вновь природа устроит испытание на прочность бурями, дождями и грохотом.

--------------------------------------------------------------------------------
СОВА обычная.